(Об одном сборнике А.Б. Жданова)
Тухто Мария Евгеньевна
Опубликовано: https://litrussia.su/2022/05/21/pisatel-filolog-dar-ili-proklyatie/
«…Но я, может, вас разочарую: все пишущие (занимающиеся писательством) филологи заражены профессионально. Они много знают, они думают: как же эти филологические знания применить в художественной практике. Это не всегда бывает, по-моему, удачно — чувствуются следы этой филологической начитанности».
Алексей Аркадьевич Пауткин (из интервью) [1]
В октябре 2021 г. прошла презентация новой книги Александра Жданова, сборника «Пока туман не рассеялся». Автор живёт и работает в городе Советске: творит пером и кистью, устраивает выставки своих картин и изучает историю искусства. Ранее публиковался в журналах «Нева», «Сибирские огни», «День и Ночь», «Великороссъ», «Литературный Азербайджан», «Литературная Армения», «Новый свет» (Канада), «Балтика», «Берега», «Метаморфозы». Первая книга — «Пятый постулат» — вышла в 2014 году.
Сборник «Пока туман не рассеялся» вышел своеобразным отражением сознания филолога — сознания, погружённого в омут знакомых и полузнакомых литературных сюжетов. Это вечные скитания по страницам списков литературы, скитания, обрекающие филолога-Одиссея на узнавание задолго до возвращения. Отсюда – заявленная в названии тематическая и образная зыбкость: реалии советской и постсоветской действительности — то ностальгически-уютные, то безысходно-мрачные — чередуются с фольклорными и фантастическими сюжетами, исторические полотна изобилуют символикой и выстраиваются в многоуровневую картину.
Четыре вечные темы — совесть, любовь, память, история — выделены самим автором в предисловии и так или иначе отражаются в каждом произведении. Начитанность автора-филолога уже отмечалась критикой: «В стихотворениях Александра Жданова мы обретаем новое, у которого пусть и старый, но очень прочный фундамент российской словесности» [2]. Действительно, кто не ставил своих героев перед сложным нравственным выбором? Обидеть наивную школьницу, которая не расстаётся со скрипкой, или потерять уважение в глазах авторитетного взрослого? Спасти умирающую старуху или приберечь последнюю ампулу для других больных? Побить неверную жену или устроить жестокий психологический эксперимент во имя любви? Заглавие одной новеллы фактически дублирует название рассказа Рэя Брэдбери «И грянул гром»: любое решение «проклятого» вопроса влечёт за собой неизбежно фатальные последствия.
Тема войны — безусловно, важная для старшего лейтенанта Жданова — усиливает звучание вечных вопросов. Война возникает то резким отторжением идеи насилия — пронзительным образом девочки, плачущей над раненым плюшевым мишкой, — то воспеванием воинской чести, то осуждением взаимной ненависти противников, то проступающей сквозь череду кладбищенских памятников темой памяти и забвения, то мотивом неприкаянности на чужбине.
| «Тема войны для меня действительно значима. Я родился всего через 11 лет после окончания Великой Отечественной войны. Всё еще было на памяти, всё болело. Мою семью война затронула полностью: воевали отец, дед, три дяди, брат бабушки, тесть; мамин брат погиб в Керчи, не дожив до двадцатилетия. Рассказ „Горсть земли‟ — о его судьбе. При этом никто из родных не распространялся о пережитом на войне. Отец (в запас ушел в звании подполковника), если и рассказывал, то какие-то забавные моменты, его старший брат, полковник медслужбы, — тоже. Лишь однажды тесть (младший сержант, командир отделения пулеметчиков, то есть тех, кто бывал в самом пекле) обронил пронзительную фразу: „Эх, зять, знаешь, как страшно было?‟. И это „страшно было‟ дало мне больше, чем многие мемуары. Я надевал военную форму дважды. Сначала в 1974–1976 годах в Туркестанском военном округе, в городах Мары и Кушка. Кушка тогда был крайней южной точкой СССР. Над сопками стоял каменный крест. О нём — в маленькой поэме „Отзвуки ущелий‟. Потом служил в Узбекистане — Ташкент, Газли. В Газли мы ликвидировали последствия страшного землетрясения. В большом поселке не осталось ни одного целого здания: только одноэтажный исполком и небольшая пекарня. Сначала мы разбирали завалы. Жутко было видеть разрушенные квартиры, детские игрушки на земле и ученические тетради с исправленными красным ошибками. Тогда я и подумал: „Наверное, так было в Сталинграде‟. Затем было решено построить коттеджный поселок. И тогда начальник сказал: „Люди потеряли всё. Давайте доставим им маленькую радость. Пусть в посёлке не будет двух одинаковых домов!‟ И он поручил бригаде художников придумать для каждого дома уникальную отделку. Что и сделали. Во второй раз я надел форму летом 1982 года на сборах после окончания университета. Там я был уже командиром мотострелкового взвода. Позволю себе лишь одно короткое воспоминание. Есть такое упражнение — стрельба из спаренного пулемета, из башни БМП. Как-то раз во время учений я осознал: стоит сесть в башню — и ты перестаёшь замечать красоту природы, теряешь возвышенное чувство и видишь впереди лишь цель. От этого становится жутко. Нет, пацифистом я не стал, но пришло одно понимание: война может быть необходимостью, неизбежностью, воевать надо уметь, но всё же это жуткое и, по Толстому, „противное всей человеческой природе событие‟». Александр Жданов (здесь и далее курсивом приводится материал из нашей переписки) |
Советское прошлое воссоздаётся совсем по-гайдаровски: это щемящая ностальгия по деревенскому детству, чердакам с расходящимися «сквозь дыру в кровле» проводами. Если в новелле «Болеро Равеля» это светлая дружба Витьки и Алёнки, то в рассказе «Отвези меня в подвал» в несколько утрированном изображении оторванного от реальности человека искусства сквозят трагические нотки: в образе Оксаны проступают черты характера Ольги из «Тимура и его команды», в ударах киянки, сопровождаемых строками стихотворения, — мелодия «Голубой чашки».
| «С Гайдаром все просто. Оставим в стороне „давление времени‟ на него, оставим, что ему повсюду шпионы мерещились. Для меня и в детстве, и позже, и сейчас важнее всего острое ощущение Гайдаром Чести. Чести офицерской, мужской, человеческой. Надеюсь, что так же чувствуют Честь и мои персонажи. Ведь даже Тамару-Ирэн из „Воспитания по Цвейгу‟ мучает прежде всего страх потерять достоинство». |
Умирающая деревня изображена не в духе Распутина — как носитель духовных ценностей и утраченной культуры — а скорее с безысходностью Сенчина. Даже ребёнок-музыкант, который, совсем как композитор Башилов у Маканина, остаётся последней надеждой погибающего сельского мирка, оказывается беззащитен перед силой ненависти — проклятия очередного маканинского «антилидера» Егора. Недаром ярким символом эпохи предстаёт обречённая на вечное повторение главная тема «Болеро» — вариации, на написание которой, по легенде, Равеля вдохновило плавное течение расплавленной стали в литейном цехе.
Жданов — художник. Взгляд живописца проступает не только в красочных описаниях, но и в стилистической чуткости языка: «простоватая» тема пишется простоватым стилем, усложняется мысль — меняется язык.
В новелле «Белая шляпа» повествование шьётся на живую нитку, творится на глазах у читателя. Отсюда повторы, имитация припоминания, поступающая уже в предисловии: «Как собирались истории в этой книге, в четыре узла собирались». Лёгкость слога и непринуждённая ирония с первых строк создаёт ощущение сказовости: рассказчик беседует с Андреем Жмуровым, водителем катафалка, ценителем Маркеса и «в своём роде эстетом». Андрей Прохорович развивает целую концепцию о важности белого цвета на похоронах и завершает её — совершенно в стиле Зощенко — глубокомысленным изречением: «Тут философия!». Менее удачна в стилистическом плане финальная повесть: три исторических пласта, с самого начала разделённые тематически, лишь ближе к середине повествования обретают уникальность на языковом уровне.
Ряд новелл пронизан сказочными сюжетами — от гоголевской фольклорной мистики в стиле бывальщины с чередой ночных гостей-покойников, традиционно зловещим появлением зайца или криком петуха до элементов магического реализма и откровенной фантастики. Чудесные перерождения убитого на Донбассе Карла и ждущей его Лоры (новелла «Я научу тебя летать») практически воссоздаёт магический реализм в стиле романа «Последний сон разума» Липскерова.
Говоря о писателе-филологе, нельзя не упомянуть Водолазкина. Отрывки новеллы «Из лета к осени» (2019 г.), как и самый древний исторический пласт — сюжет 18 века — в повести «Всадник, имеющий меру» (2019 г.), набраны курсивом, как и часть текста в романе «Оправдание острова» (2021 г.). Житийно-бытовая история дружбы Олега с волком, прошедшей сквозь года, встреча со взглядом дикого зверя в лесу — прямая отсылка к «Лавру» (2019 г.).
Сборник буквально пронизан символами. Символом становится мрамор: его старательно уничтожают, то разрушая фантастические мечты скульптора Оксаны, то громя вражеский памятник на прусском кладбище. В финальной повести латинский палиндром, который пишут Евдокимов и Штольц, в бреду вспоминает Поляков, превращается в символ связи эпох и культурной памяти, указывает на схожесть судеб трёх героев.
Где художник, там символика цвета. Белый цвет раскрывается довольно однозначно: наивная и чистая душа Андрея Жмурова резко противопоставлена грязи мира выживания, воплощённой в ангелоподобном образе подлеца-директора. Символика красного цвета сложнее: это цвет страсти и кошмара, патриотизма и жестокости. В финальной повести лейтмотивом проходит образ красного домино с прямой отсылкой к «Петербургу» Андрея Белого, красным плащом вспыхивает ненависть Иоганна, который навсегда прощается с братом-врагом; красная пелена бреда накрывает Полякова и разрастается до вселенского кошмара «Красного смеха».
Многие новеллы традиционно оканчиваются пуантом. Еле уловимый взгляд, брошенный главной героиней рассказа «Пока туман не рассеялся» на водителя автобуса, моментально проясняет содержание порванного письма. Однако недосказанность — будь то катящаяся по дороге шляпа Андрея или звонок погибшего Карла — часто оставляет читателя в растерянности: что произошло на самом деле? Каким путём последовал герой? Зыбкость тумана становится символом неясности сюжета.
По признанию автора, нашумевшие «Тени тевтонов» (2021 г.) он не читал. Финальная повесть «Всадник, имеющий меру» (2019 г.) обнаруживает большую тематическую и стилистическую схожесть с романом А. Иванова. К роману отсылает приём многоуровневости сюжета, переплетение нескольких запараллеленных исторических пластов, совпадения и загадочные события, влекущие за собой фатальные перемены в жизни героев: «В этом тумане всё воссоединяется и группируется по собственным законам, по собственной прихоти, собирается в узлы». Действие происходит в Тильзите — городе, с которым тесно связана жизнь автора, городе, который становится местом пересечения двух значимых событий — войны Четвёртой коалиции и Первой мировой. Знаковой становится тема человечности на войне, которая вынуждает героев «воевать с родственниками». Так, троюродные братья оказываются по разные стороны баррикады, что ставит Полякова перед выбором: выдать Иоганна-шпиона, или помочь брату уйти? Мучительно актуальными оказываются вопросы национализма; свидания русского солдата и немки возле кирхи — мотив, пронесённый сквозь века, — перекликается с символом суккуба-андрогина — Хельги и Володи — в романе А. Иванова. Переплетение знаковых фраз — «луна как гнутый пятак», — две любовные линии между русскими солдатами и немецкими девушками — сплавляют несколько текстов воедино: «сегодня переплелось слишком много событий».
| «Кстати, на кладбище русских воинов, погибших в первую мировую войну (кладбище реальное, существует до сих пор, сцена похорон в повести почти документальна), есть плита с именем „Ivan Poliakov‟, правда без указания чина». |
Автор влечётся фантазией, дополняет исторические реалии мистикой, таинственными предсказаниями полоумной Берты, зловещим образом Калинова моста через Неман-Смородину.
Сюжет повести оставляет больше вопросов, чем ответов. Несмотря на то, что автор — как и А. Иванов — аккуратно проговаривает все отгадки, переполняет произведение подсказками и следит за тем, чтобы все ружья на стене исправно выстрелили в своё время, читатель продолжает строить предположения. Можно ли однозначно определить, что из истории Полякова принадлежит перу Евдокимова, а что последний находит в рукописях, спрятанных в тайнике? Не является ли ночной гость сыном Полякова и Марты?.. Автор оставляет эти вопросы открытыми.
| «Свойство тумана менять очертания предметов (Было ли на самом деле или привиделось?) проходит через многие рассказы». |
Сюжет повести оставляет
больше вопросов, чем ответов. Несмотря на то, что автор — как и А. Иванов —
аккуратно проговаривает все отгадки, переполняет произведение подсказками и
следит за тем, чтобы все ружья на стене исправно выстрелили в своё время, читатель
продолжает строить предположения. Можно ли однозначно определить, что из
истории Полякова принадлежит перу Евдокимова, а что последний находит в
рукописях, спрятанных в тайнике? Не является ли ночной гость сыном Полякова и
Марты?.. Автор оставляет эти вопросы открытыми.
Что такое проза
художника-филолога? Это неспешное перелистывание страниц русской и зарубежной
литературы; это выстраивание несложных любовных треугольников и обращение к
глубоким, вечным вопросам; это сознание, переполненное голосами разных эпох и
направлений. Произведение начинает играть другими красками после того, как
читатель понимает, какие образные и стилистические отсылки сквозят между строк.
Однако неизбежно возникает вопрос индивидуального стиля и направления, к
которому можно отнести прозу. В сборнике игра с темами и стилями заходит так
далеко, а язык оказывается настолько эклектичным, что после прочтения остаётся
эффект необарокко или некоего созидающего постмодерна.
[1] Пауткин А.А. О войне, факультете в советское время и древнерусском человеке. — URL: Алексей Аркадьевич Пауткин — о войне, факультете в советское время и древнерусском человеке (vk.com)
[2] Егорова А. Многострунье // Жданов А. Я хочу вам сказать. Стихи разных лет. — Калининград, 2011. с. 14.