Григорий Чижов
Опубликовано: https://litrussia.su/2025/02/19/v-otkaze-ot-krutilova/
Я так виноват перед Тобой. Я плохо и неправильно живу, я знаю. Но я в душе не хочу ничего мерзкого, честное слово. <…> Я просто хочу быть счастливым, а у меня никак не получается. Может, так мне и надо. Я ведь ничего больше не умею, кроме как писать плохие слоганы. Но Тебе, Господи, я напишу хороший — честное слово. Они ведь Тебя совершенно неправильно позиционируют. Они вообще не въезжают.
(«Generation П», В. Пелевин)
Что сказать о новом романе Пелевина «Круть»?
В детстве я очень любил футбольный симулятор FIFA. Если кто-то не знает, это такая игра. FIFA сформировала мою личность: расшатала психику, закалила характер и показала априорное неравенство между людьми. Её создатели придумали очень хитрую штуку: каждый год они выпускали новую часть и продавали её за полную стоимость. Очень часто из нового в ней были разве что числа (FIFA 15, FIFA 16), составы и озвучка комментаторов. При чём-то тут должен быть Виктор Пелевин… не могу сообразить…
Но вот настал день «икс». Мне 18 лет, и я купил новую «двадцатую» ФИФу. Что-то не так… не наступает радости, мир как был серым, так и остался. Что-то изменилось… издалека отчетливо послышался стук колёс. Как это я раньше его не замечал? Кажется, все дело в том, что в этот раз я купил игру за свои деньги.
Шучу, конечно. На самом деле я очень хочу познакомиться с Виктором Олеговичем. Мне кажется, мы с ним очень похожи. Я отчетливо представляю, с каким удовольствием он открывает в Word’e рукопись новой книги, выделяет весь текст и ставит 16 кегль, полуторный интервал… рукопись увеличивается в 2 раза… требования соблюдены, можно отправлять текст преподавателю редактору и закрывать ChatGPT.
Мы встретимся где-нибудь в Азии, в душном жёлтом поезде, и заведем беседу.
«Виктор Олегович, а что вы сегодня ели на завтрак?» — «Человеческое сознание — это сад, который мы можем перекроить, используя технологии как лопатки воображения».
«Виктор Олегович, а почему вы занимаете сразу три сидения?» — «Каждый день — шрам на плотности иллюзий, и, если нам удастся сохранить каналы коммуникации открытыми между реальностями, мы станем Буддами в эру кибер-запредельного».
Отлично поговорим, думаю.
Кстати, о Буддах. Когда Будда Анагама указывает мизинцем правой руки на последние книги Виктора Олеговича, они — проявляя свою истинную природу — не исчезают. Потому что они на контракте с ЭКСМО.
Последние 4 года (начиная с «Transhumanism inc.») Виктор Олегович разрабатывает свою собственную вселенную победившего киберпанка: самые богатые и влиятельные люди поместили свои мозги в банки (чем богаче и влиятельнее мозги — тем глубже под землю), простые люди (сердоболы) продолжают жить на поверхности (в Добром государстве), а управляет всем корпорация «Трансгуманизм инк.», интересы которой обслуживает множество сотрудников, в числе которых и Маркус Зоргенфрей — «лучший баночный оперативник» и главный герой последних двух книг («Путешествия в Элевсин» и «Крути»). Начальник Маркуса — адмирал-епископ Ломас. Он отвечает за внутреннюю безопасность корпорации. Здесь притормозим. Как сказал Армен Захарян: «Пересказывать Пелевина — это то же самое, что пересказывать собственные сны: вам кажется, что это очень интересно, но все остальные думают о том, когда же вы наконец закончите».
Итак. Новая книга Виктора Олеговича (являющаяся прямым продолжением предыдущей) начинается очень сильными страницами: император Порфирий (герой прошлой книги) убит в результате заговора, адмирал-епископ Ломас рассказывает Маркусу, что Великий Дух Зла (по имени Ахилл) проник в наш мир и грозит уничтожить всю планету. Так как мы говорим о «новом» Пелевине, тезис о сильных страницах нужно, наверное, доказать:
«Император лежал на плитах сенатской курии.
Темная кровь из пронзенного сердца и пурпур плаща сливались в полутьме — глядя на августейший силуэт с высоты, можно было подумать, что принцепс быстро набирает корпулентность. Вокруг, подобно хору в греческой драме, выли и бормотали сенаторы с кинжалами в руках.
Среди них — et tu, Brute! — был и преемник, усыновленный божественным и принявший его славное имя».
Чувствуется даже некоторый реверанс в сторону Булгакова. В целом, Пелевину, как мне кажется, очень комфортно в древнеримских декорациях. Или вот еще:
«Но как следствие может предшествовать причине?
— Маркус, — ответил Ломас, — когда я был епископом, у нас в баночной епархии подвизалась одна молельница по имени сестра Клептина. Однажды она медитировала на тему сотворения мира — и пережила божественное откровение. Оказалось, мир возник по ее молитве!»
Разбудите меня через сто лет и спросите, что сейчас делает Виктор Пелевин, и я отвечу, что он придумывает очередную интерпретацию притчи о Чжуан-цзы и бабочке.
Вернемся к «сюжету»: чтобы противостоять Ахиллу, Маркус должен «подняться» на поверхность. Здесь мы получаем шанс поговорить о мире, в котором разворачивается действие романа. Обратимся к тексту на заднем форзаце книги:
«Идет третий век Зеленой Эры. Имплант-коррекция «Открытого Мозга» превратила женщин в доминантный гендер, и в уголовной иерархии изменился баланс сил. На ее вершину поднялся фем-блатняк — безжалостные куры-заточницы. Противостоять им не может никто из биологических мужчин…»
Потрясающе: фем-блатняк и куры-заточницы. Петух-отступник Кукер противостоит Дарье Троедыркиной. Да. Знаете, Анне Ахматовой мешал писать Блок, а Блоку — Лев Толстой. Хорошо, что Пелевину писать никто не мешает.
В целом, не вижу ничего странного, актуальнее этой темы действительно сейчас представить сложно. Настоящий контр-тренд и попадание в самый нерв. «Сумасшедшие адепты демпартии США, поддерживаемые корпорациями, навязывают свою систему ценностей остальным людям. Но меня не прогнуть! Всё, я занят, подите прочь!» Виктор Олегович, но вы же сами позвонили…
К слову об этом: Галина Юзефович, когда разбирала пелевинское «Непобедимое солнце», похихикала на тему того, что героиня романа покупает авиабилеты по телефону. Помимо того, что смеяться над Пелевиным — кощунство, хочется отметить и непростительную близорукость литературоведки. Очевидно, что Виктор Олегович создает особый «телефонный текст» — очень смелый шаг в эпоху экспансии мессенджеров. Вот, смотрите на цитату:
«И вдруг страшное подозрение мелькнуло в моей душе. Я схватил свой хуайвэй и залез в notes». Вот именно так: «хуайвэй» и «notes».
Всё та же Галина Юзефович очень радовалась, когда в «Путешествии в Элевсин» Пелевин изобразил её в образе Рыбы: «Самый нежный и волнующий для меня факт — в «Путешествии в Элевсин» есть я, выведенная в образе баночной литературоведки, глубоководной рыбы, похожей скорее на медузу. И в отличие от прочих случаев портретирования критиков, Виктор Олегович не только не топит меня в деревенском сортире, как это случилось с Павлом Басинским в 1999 году, но и дарит мне чуть ли не самые лучшие реплики в романе».
Галина Леонидовна, бойтесь данайцев, дары приносящих…
Уже в «Крути» оказывается, что Рыба раньше звалась Ры и была любовницей Шарабан-Махлюева — главного писателя карбоновой эры (то есть нашего времени), которого непросвещенные постоянно обвиняют в… самоповторе. Отношения Ры и Шарабан-Махлюева были сложными (она — феминистка, он — консерватор). Неспособность по-настоящему сблизиться приводит к поиску более извращённых способов коммуникации. Во время одного из таких коммуникационных актов Шарабан-Махлюев забывает «стоп-слово» Ры и наносит ей психологическую травму.
Да, тяжело быть критиком Пелевина. Именно поэтому я выбираю быть его фанатом.
В романе также есть уже традиционная для последних работ Пелевина рефлексия. Вот, например, Шарабан-Махлюев вспоминает: «В одной из своих статей она [прим. Ры. — Г.Ч.] обвинила меня в том, что в моих романах «везде одно и то же». Никогда не мог понять смысла этой инвективы — имеются в виду буквы? Слова? Знаки препинания? Или так метит само себя кривое недоразвитое сознание, превращающее любой мой шедевр в свой тухлый ментальный форшмак?»
Скажите им, Виктор Олегович!
«Я прибил двадцать пять книг к стенам в полуметре от пола, натер их луком, колбасой или чесноком, и заставил ее изображать собаку. Водя Ры на поводке, я принуждал ее нюхать книги.
— Одно и то же, сука? А? Вот так одно и то же? И вот так? А? А так? А вот? А вот? А так? А? Вот так?»
Очень сильные страницы. Но меня не покидает чувство, что «император устал» и императору пора отдохнуть. Пропустить пару лет, расслабиться.
В «Чапаеве и Пустоте» Пелевин писал, что единственная настоящая свобода — это «не знаю». А в «Крути» — что «единственная настоящая человеческая свобода — это умереть раньше срока».
Честно говоря, я начинаю беспокоиться.